Читать книгу "Дом Соли [машинный перевод] - Светлана Владимировна Тараторина"

обитаемой чудовищами земли. О Матери Ветров и Белокуна предпочитали забыть.

Но просьбу Сфены удовлетворили.

На Матери Ветров она не раз перечитывала записи Ифигении. Ей удалось воспроизвести ритуал «тогирек Девы» и установить контакт со шпионом в Ак-Шеих.

Очень дорогой контакт. Помимо того, что каждый раз ей приходилось употреблять уха для того, чтобы входить в транс, ритуал, как и бакаса, тянул с нее суер. Позже

Сфена открыла, что этот эффект можно минимизировать, привлекая других женщин-резонаторок.

— Я нашла нового резонатора, как вы и просили. — Руф коснулась руки

Первой Зрачки и осторожно добавила: — Она еще диковата и воняет, как животное, но толковое. Я уже несколько месяцев наблюдаю за ней. Подъем на Матерь

Ветров ей не повредил. Как была покрыта мехом и с рогами, так и осталась. Суйер ее не любит.

Местной «суер не любит» означало, что перемены законсервировались. Об этом варианте мечтали все новоприбывшие. Сфена посмотрела на голубые перья, заменявшие Руфи волосы, и сжала губы. За последний месяц перья покрыли голову и коснулись шеи. Руфь суер «любил», а значит, ей нужно перестать мечтать о возвращении домой.

— Хорошо, пусть будет та вонючая дикарка. Нужно улучшить сигнал с

Ак-Шеих. — Она особо отметила последнее.

— Что-нибудь с Талавиром?

— Переживаешь? Вы не успели попрощаться? — Сфена насмешливо улыбнулась.

— Не очень-то и хотелось, — фыркнула Руфь.

Сфена кивнула.

Еще не хватало, чтобы

Зрачок прикипел к экспериментальному кролику Белокуна.

— Талавир уже в Ак-Шеих. Попал в какую-то неприятность, но как целый. На всякий случай прикажи Мато Дуковачу быть поблизости. А мне нужно в Белокун.

Сфена поправила форму и кисло улыбнулась перьев головы.

— Покажите ему, кто самый умный на Станции, — сказала Руфь.

Сфене сказали искать Белокуна в Медицинском участке. Руководитель Матери

Ветров покинул командный пост, чтобы понаблюдать за новой пациенткой. И в этом был весь Белокун. Вместо укрепления власти, торгов с материком и личных клятв Языку он занимался непонятными исследованиями.

Сфена посмотрела на портрет доктора Зорга, украшавшего вход в

Медицинский участок. В отличие от Белокуна, Зорг был политиком.

С помощью генетической коррекции и биоинженерии Зорг обещал создать

идеального солдата, идеального Брата. А пока продолжались эти исследования, Зорг сосредоточился на поиске талантливых детей.

Поговаривали, что все младшие коллеги Зорга попали в него именно так. Их изымали из семей, особым образом воспитывали и обучали, а затем приобщали к научной команде.

Этот путь прошел и Белокун. Но настоящей звездой команды доктора

Зорга и его любимый ученик был Мамай. В бумагах отца Сфена нашла его медицинскую карточку. Мамай родился с церебральным параличом, страдал аутизмом, синдромом саванта и боковым атрофическим склерозом. Такой ребенок не мог выжить. Но у мальчика были чрезвычайные способности и он попал в школу доктора Зорга. Там ему совершили кучу операций на мозге, это только усилило его таланты. Отец называл Мамая «монстром Зорга» и вместе с тем его ахиллесовой пяткой. Тогда Сфена не понимала почему. Позже узнала, что Мамай

и Белокун были единственными выжившими после взрыва, в котором погиб Зорг. Инцидент был назван терактом. Белокуна и Мамая перевели в Киммерик. Тогда там уже шла война. Если Язык и подозревал Мамая и Белокуна в причастности к смерти Зорга, то об этом молчали. В конце концов, Язык лишился политического оппонента.

Мамай проработал вблизи Шейх-Эли меньше года. Произошли вспышки, война закончилась, а Киммерик превратился в Дешт. Белокун начал управлять

Станция. Он не только снова выжил, но и не испытал влияния суура. Язык это поразил.

Белокуну удалось убедить Языка, что Вспышки повлекло за собой таинственное оружие, которое разрабатывал Мамай. В записях, которые он оставил, она называлась

«Золотая Колыбель». Более того, Белокун уверовал, что Мамай не погиб, а до сих пор где-то в Деште. Он совершенно серьезно говорил, что всюду видит знаки от доктора

Мамая. Таким знаком он назвал пробуждение последних из попавшего под первый суер отряда. «Это не Рябов хочет в Деште — это Мамай представляет свою волю. Мы отпустим Рябова и посмотрим, куда тот выйдет», — решил Белокун, словно

Мамай был не пропавшим ученым, а божеством уровня Поединка. С таким же мотивом после того, как пришло известие о смерти Рябова, он отправил в Дешт

Талавира.

«Талавир — очередной знак Мамая. Он найдет то, что не нашел Рябов».

То есть Талавир должен был найти Мамая, но Белокун запретил объяснять ему задачу. Талавир должен был «вывести на Мамая». Именно «вывести», как собака-искатель. И это было верхом помешательства — так разбрасываться выжившими после суура, что выпали первые дни после Вспышек. Эксперименты над Рябовым и Талавиром могли приблизить к пониманию природы «Золотой Колыбели». Белокун же отправил их в Дешт. И что в итоге? Рябов погиб. Сфена сомневалась, что

Талавир был способен найти Мамая. Более того, она не верила, что лучший ученик Зорга до сих пор жив. Оставалась надежда, что Талавир встретит какие-то следы

«Золотой Колыбель». Все-таки Мамай был из Ак-Шеих. Возможно, поддерживал связи с кем-то из поселка. Хотя после того, как Талавир отверг ее предложение о сотрудничестве, это уже не имело значения. В этой ситуации у Сфены был только один вариант — воспользоваться опрометчивостью Белокуна. Может, он и считал себя абсолютной властью на Матери Ветров, но для материка, откуда прибыла Сфена, Белокун был нарушителем Догмата. Сфена рискнула и отправила рапорт Языку.

Догмат запрещал нарушать субординацию. Вес слова Белокуна был больше.

Если бы он публично отрицал обвинения Сфены, наказали бы ее, а не доктора.

Рапорт Сфены приняли — и это было хорошей новостью. Сфена получила ответ с печатью самого Языка. Плохая новость — он приказал и дальше наблюдать за экспериментом.

«Экспериментом!» — Сфена чуть не задохнулась от возмущения. Белокун теряет контроль над умом, а она должна просто смотреть, как он уничтожает

Где-то Старших Братьев? Следующая мысль вызвала осторожную радость. Язык отдал приказ ей смотреть. Она получила его персональный приказ. Следовательно, и у Языка есть сомнения